Представьте, заходит в класс преподаватель и говорит вам загадочную фразу: “Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка”. По большому счету, ни одно слово в этом предложении, кроме союза “и” вам неизвестно. Соответственно смысла в нем ноль. Вроде бы.
Но тут в ваш адрес летит вопрос – ну-ка, расскажите, что с кем произошло? И вы, как ни странно, начинаете рассказывать в общем-то, связную историю о том, что есть вот некая куздра, которая как налетела на бокра, а потом как давай измываться над его бедненьким бокренком…
Удивительный фокус, наглядно раскрывающий возможности русского языка.
Пример про “глокую куздру” был придуман в конце 1920-х годов ученым-лингвистом Львом Щербой. Он примерно так и ошарашивал своих студентов едва ли не на первом же уроке по языкознанию.
Суть в том, что наш язык обладает настолько изощренной системой морфем, что способен задавать смысловые конструкции даже в том случае, когда значение корней совершенно неизвестно.
Смотрите, нам понятно, что здесь действует какая-то “куздра”. Благодаря окончанию, мы понимаем, что это нечто женского пола. У нее есть два оппонента – “бокр” и “бокренок”. Здесь суффикс нам подсказывает, что это это два родственных существа, одно из которых меньше другого.
С бокром куздра поступила следующим образом – она его “будланула”. Это совершенно явно какое-то действие, сотворенное “куздрой”, но оно было кратким и уже завершилось. Обо всем этом мы опять узнали из суффиксов.
А вот у бокренка дела похуже – его продолжают “курдячить”. Очевидно, это некий процесс, который можно совершать длительное время. Опять волшебные суффиксы!
