В 1895 году британский колониальный чиновник Линдер Джеймсон придумал, как подчинить Англии независимый Трансвааль – республику буров в Южной Африке. Он решил спровоцировать там восстание ойтландеров.
Ойтландеры – это золотодобытчики, которые в большинстве своем имели английское и американское происхождение и находились при этом в ущемленных условиях по сравнению с бурами. Чтобы смотивировать их, Джеймсон сколотил группировку примерно из 600 человек, вооружил ее пулеметами “Максим” и 29 декабря 1895 года вторгся с ней в Трансвааль.
Планы были простые – захватить Преторию и Йоханнесбург, поднять восстание местных ойтландеров и просто ждать, когда из Капской колонии подойдут английские вооруженные силы, которым придется вмешаться.
Рейд Джеймсона полностью провалился. Буры были в курсе его подготовки и очень грамотно купировали вторжение. Сам Джеймсон и многие из его людей попали в плен. Ничего плохого им не сделали – пожурили и отослали домой. Дескать, они сами себя наказали, выставив Англию на посмешище.
Однако в Англии у Джеймсона нашлось множество почитателей, которые с этого момента все громче требовали от правительства захватить Трансвааль. Провалившийся рейд стал культовым, а фигура его организатора окрасилась мученическим ореолом. Мол, он не смог, но хотя бы пытался. Нужно непременно взять реванш, продолжить дело Джеймсона.
В итоге через несколько лет вспыхнула полномасштабная англо-бурская война, итогом которой стало уничтожение бурских республик. Кстати, Джеймсон в 1904 году возглавит Капскую колонию в Южной Африке.
Одним из горячих поклонником Линдера Джеймсона был английский поэт Редьярд Киплинг. В его представлении именно таким должен быть истинный британец, несгибаемый проводник имперской воли, раздвигающий границы своей страны. В общем, вы понимаете, бремя белых и все такое.
Едва получив известия о неудачном рейде в Трансвааль, Киплинг берется за перо и моментально пишет стихотворение, которому суждена громкая слава. очень громкая. По опросам BBC, проведенным в 1996 году, это вообще самое популярное английское стихотворение. Намбер ван.
Называется оно “Если”. И, честно говоря, в нашей стране это тоже одно из самых известнейших поэтических произведений Киплинга. Давайте мы вам напомним его концовку в переводе Лозинского:
“Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и с друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неумолимый бег,
Тогда весь мир ты примешь, как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!”
Знакомо? Да, это то самое стихотворение, которое многие знают как “Заповедь” (в оригинале его название “If” – “Если”). Не очень привычно и не очень приятно думать, что образцом для подражания, оказывается, выступает оголтелый авантюрист и махровый имперец. Но что тут поделаешь. Как говорится, когда б вы знали, из какого сора…
Стихотворение Киплинга стало, выражаясь современным языком, хайповым. Если бы тогда был “Тикток”, оно бы стремительно ворвалось в его тренды. И это имело некоторые последствия для английских школяров. Давайте предоставим слово самому Киплингу:
“Среди стихотворений в «Наградах и феях» было одно, озаглавленное «Если», которое вырвалось из книги и какое-то время гуляло по свету. Основой для него послужил характер Джеймсона, и в нем содержались те советы, как достичь совершенства, которые легче всего давать. Механизированность века превратила стихотворение в лавину, которая испугала меня. В школах и других учебных заведениях его стали навязывать несчастным детям — что сослужило мне дурную службу, когда я встречался впоследствии с молодежью. («Зачем только вы написали эту вещь? Мне пришлось дважды переписывать ее в виде дополнительного наказания за провинность».) Его печатали на открытках, чтобы вешать в кабинетах и спальнях; истолковывали и включали в антологии бесконечное число раз, так что оно набило оскомину. Двадцать семь стран перевели его на двадцать семь языков и печатали на всевозможных изделиях”.
Киплинг еще не знал, что те масштабы, которые он описывает, это детский сад. Позже “Заповедь” (или “Если”) переведут вообще на все мало-мальски значимые языки мира. Был бы он этим недоволен? Очень сомневаемся – не так много на свете стихов, которым выпадает столь долгая и оглушительная слава. Вряд ли против этого можно сильно протестовать.
