В большую поэзию Аня Горенко, которую мы все знаем под псевдонимом Анна Ахматова, пришла гораздо позже своего мужа Николая Гумилева. Первый ее поэтический сборник “Вечер” был опубликован в 1912 году. У Гумилева к тому времени за плечами было уже три книги. И вообще, он считался молодым мэтром, основателем литературного объединения “Цех поэтов” (наряду с Сергеем Городецким).
Однако меру таланта своей жены он прекрасно понимал. Процитируем здесь воспоминания самой Ахматовой:
“25 марта 1911 г. старого стиля (Благовещенье) Гумилев вернулся из своего путешествия в Африку (Аддис-Абеба). В нашей первой беседе он между прочим спросил меня: „А стихи ты писала?“ Я, тайно ликуя, ответила: „Да“. Он попросил почитать, послушал несколько стихотворений и сказал: „Ты поэт“…”
Собственно, именно Гумилев уговорил ее перестать прятать стихи и подготовить к печати первый сборник. Он же ввел ее в литературные круги Петербурга, познакомил со знаменитыми поэтами.
Еще раз подчеркнем – к стихам Ахматовой он относился с большим уважением. Но одно стихотворение его всегда бесило. Вот оно:
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем.Рассветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла.
Или любишь белокурую,
Или рыжая мила?Как мне скрыть вас, стоны звонкие!
В сердце темный, душный хмель,
А лучи ложатся тонкие
На несмятую постель.
Написано оно было осенью 1911 года. И к реальности не имело никакого отношения. Да, у них часто не ладились отношения, но руку на жену Гумилев никогда не поднимал. То есть перед нами чисто литературная фантазия.
Да и потом, кто сказал, что лирическая героиня этого стихотворения сама Ахматова? Условный муж, условная жена. Вся соль в драме, в нюансах чувств. В конце концов, ее знаменитого “Сероглазого короля”, написанного несколькими месяцами ранее, никто ведь не пытается читать буквально. Иначе получится, что у Ахматовой был роман с неким монархом, от которого она дочку родила. Поэзия не работает так прямолинейно.
Но вот в случае с “узорчатым ремнем” в адрес Гумилева все-таки летели косые взгляды. Много позже, уже в послереволюционном Петрограде он признавался своей ученице Ирине Одоевцевой:
“Я, подумайте, из-за этих строк прослыл садистом. Про меня пустили слух, что я, надев фрак (а у меня и фрака тогда еще не было) и цилиндр (цилиндр у меня, правда, был), хлещу узорчатым вдвое сложенным ремнем не только свою жену – Ахматову, но и своих молодых поклонниц, предварительно раздев их догола”.
При этом отметим одну вещь. Сборник “Вечер”, куда вошло это стихотворение, был издан Цехом поэтов при самом деятельном участии Гумилева. Он отслеживал все этапы, держал руку на пульсе. Он привлек своих друзей к подготовке книги – Сергей Городецкий занимался ее художественным оформлением, Михаил Кузмин написал предисловие.
Да, Гумилев попытался отговорить Ахматову включать туда эти строки. Убеждал, что читатели могут принять все за чистую монету. Но Ахматова не переубедилась, и Гумилев признал за ней право оставить это стихотворение в книге. Не встал на дыбы. Хотя в принципе мог отменить публикацию при желании. В издательстве Цеха поэтов решающее слово было именно за ним.
Но Ахматова была настоящим поэтом, он это твердо знал. А значит, именно ей было решать, как должна выглядеть ее книга и какие стихи включать в себя. К таким вещам Гумилев всегда был очень чуток и внимателен.
Кстати, это лишний аргумент в пользу того, что никаких “узорчатых ремней” в их отношениях не было.
