Вы думаете, самое странное, что написал застенчивый и заикающийся английский математик, это дилогия об Алисе? Да, в Стране чудес и в Зазеркалье с главной героиней происходит много всего непонятного и абсурдного. Но литературоведы сходятся на том, что своего апофеоза Льюис Кэрролл достиг в поэме “Охота на Снарка”.
Переводить Кэрролла всегда трудно. Но когда речь идет о прозе, там хоть есть возможность целиком нырнуть в увлекательную задачу переложения на другой язык его словесных игр. А переводить абсурдную поэму, не теряя ритма и рифм, это задача для настоящего мастера.
К сожалению, на сегодняшний день, по мнению исследователей Кэрролла, ни один из переводов “Охоты на Снарка” не передает всего своеобразия этого произведения. Это, и правда, очень сложно. Даже такой ас в искусстве стихотворного перевода, как Григорий Кружков выдал лишь бледное подобие кэрролловской поэмы. Покружил где-то рядом, простите за каламбур, но к сути не приблизился. Тем не менее, именно его переложение получило наибольшую известность.
Вообще, все это очень в духе самой “Охоты на Снарка”. Ведь ее сюжет тоже сводится к попыткам поймать нечто постоянно ускользающее, неизвестное. неопределимое. Вот как Снарк описывается в поэме:
Разберем по порядку. На вкус он не сладкий,
Жестковат, но приятно хрустит,
Словно новый сюртук, если в талии туг,
И слегка привиденьем разит.
Он встает очень поздно. Так поздно встает
(Важно помнить об этой примете),
Что свой утренний чай на закате он пьет,
А обедает он на рассвете.
Ничего не поняли? Не волнуйтесь, с вашими мозгами все в полном порядке, просто так и задумано. Абсурд ведь, не забывайте. И ловят Снарка тоже совершенно абсурдно – с вилами наперевес и наперстком наготове, ему грозят падением курса железнодорожных акций и приманивают улыбочками.
А главное, что в итоге, когда Снарк, казалось бы, пойман, выясняется, что это не Снарк, а ужасный Буджум. Или не выясняется… В общем, тут пересказывать нет смысла, это надо читать.
Вот только один яркий пример всей трудности перевода. Поэма Кэрролла имеет подзаголовок: “Агония в восьми воплях”. То есть это Кружков назвал по-русски каждую ее главку “воплем”. А в оригинале стоит словечко Fits. По-английски тут идет хитрая игра слов: fitt – это устаревшее название частей песни, а fit – это судороги или припадки. И выкручивайся как хочешь, переводчик!
Выкручивались по-разному. Георгий Кружков разбил поэму на “вопли”. Михаил Пухов – на “приступы”. Юрий Пухов – на “истерии”, Леонид Яхнин – просто на “охи”. И это только одно слово. А таких вызовов в поэме на каждом шагу – вагон и маленькая тележка.
С интерпретацией “Охоты на Снарка” та же история. В общем-то, понятно, что это нечто о вечной охоте на ускользающее и меняющееся. Но вот чуть начнешь вникать, а что конкретно Кэрролл мог иметь в виду под Буджумом, которым в итоге предположительно оборачивается Снарк, как ум сразу заходит за разум.
Исследователи в какой-то момент сравнили Снарка с атомной энергией, а Буджума с атомной бомбой. Гонишься, мол, за всемирной утопией, а получаешь зловещее оружие.
Сам Кэрролл смысле своей поэмы писал так: “Под Снарком я имел в виду только то, что Снарк — это и есть Буджум”. Но ему, понятно, никто не поверил. Охота за смыслами продолжается.
