Когда в 1901 году вручали первую в истории Нобелевскую премию по литературе, просвещенная Европа испытала шок. Лауреатом стал не гениальный русский писатель Лев Толстой, чьи произведения уже перевернули мировую литературу, а французский поэт Сюлли-Прюдом. Нет, он не был тогдашним ноунеймом, говоря современным языком, но все таки масштаб несопоставим.
Европа в шоке
Возмущению интеллектуалов не было предела – сорок девять шведских писателей и деятелей культуры направили коллективное обращение в Нобелевский комитет, требуя объяснений, почему великий Толстой оказался обойденным наградой.
Шведская академия отреагировала на это необычайно резко. Секретарь комитета Карл Вирсен публично заявил, что Толстой “осудил все формы цивилизации и настаивал принять примитивный образ жизни, оторванный от всех установлений высокой культуры”.
Это было странное и не совсем справедливое обвинение. Да, Толстой ходил босиком, но в основном в помещении и не для публики – знаменитая картина Репина “Л.Н. Толстой босой”, распространившая этот образ, как раз вызывала раздражение у самого писателя. Да, он критиковал врачей, называя их “коновалами” и “дрянными обманщиками”, но при этом в 67 лет освоил велосипед и стал лицом Московского общества велосипедистов. Его опрощение было скорее философской позицией, чем тотальным отрицанием цивилизации.
Когда писатель узнал о том, что первая Нобелевка его обошла и что европейская пресса возмущена, он написал открытое письмо:
“Я был очень доволен, что Нобелевская премия не была мне присуждена. Во-первых, это избавило меня от большого затруднения – распорядиться этими деньгами, которые, как и всякие деньги, по моему убеждению, могут приносить только зло; а во-вторых, это мне доставило честь и большое удовольствие получить выражение сочувствия со стороны стольких лиц, хотя и незнакомых мне лично, но все же глубоко мною уважаемых”.
Для Толстого того периода это была не поза, а глубокое внутреннее убеждение. К концу жизни он действительно стал равнодушен к земным благам, считая стремление к обогащению ничтожным. К началу XX века он окончательно сформировал свою философскую позицию, согласно которой деньги – не награда, а бремя, противоречащее его убеждениям.
Пять номинаций
Тем не менее после этого Толстого регулярно стали выдвигать на Нобелевскую премию.
В 1902 году его номинировали Эрнест Лихтенбергер из Парижского университета, известный филолог из Коллеж де Франс Мишель Бреаль, Оскар Левертин профессор Стокгольмского университета, а также драматург и член Французской академии Людовик Галеви.
Особенно настойчивым сторонником Толстого оказался Галеви, который в 1903 году повторно предложил его кандидатуру, на этот раз в компании с другими титанами Французской академии – ученым Марселеном Бертло и будущим нобелевским лауреатом Анатолем Франсом.
Эстафету номинаций в 1904 году снова подхватил неутомимый Людовик Галеви, заручившись поддержкой своего коллеги по Академии, историка Альбера Сореля. Апогей международной поддержки пришелся на 1905 год, когда к голосам французских академиков, среди которых были Галеви, Бертло и литератор Эжен Мелькиор де Вогюэ, присоединились Андреас Эуберт от Норвежского королевского общества наук и литературы и Карл Густав Эстландер от Финского общества наук и литературы.
В 1906 году Толстой был номинирован на премию в пятый и последний раз. На этот раз выдвинул его только один человек – все тот же Галеви. В сети вам могут встретиться утверждения о том, что якобы в 1906 году Толстого официально номинировала Российская академия наук. Но это заблуждение.
Письмо Ярнефельту
Согласно правилам, все номинации хранятся в секрете 50 лет, после чего архивы рассекречиваются. Сегодня, например, доступны данные за 1901 – 1975 годы. Поэтому о том, что его выдвигали каждый год, Толстой и понятия не имел. Но в 1906 году сведения о номинировании просочились – об этом каким-то образом узнал Александр Кони, знаменитый юрист. А дальше слухи дошли до самого Толстого. И тогда он взялся за перо.
7 октября 1906 года Толстой написал письмо своему знакомому – финскому писателю и переводчику Арвиду Ярнефельту:
“Бирюков сказал мне, что, по словам Кони, может случиться, что премию Нобеля присудят мне. Если бы это случилось, мне было бы очень неприятно отказываться, и поэтому я очень прошу вас, если у вас есть – как я думаю – какие-либо связи в Швеции, постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии”.
Это был тонкий дипломатический ход. Толстой, по сути, устраивал тихий саботаж, позволявший избежать публичного скандала. Ярнефельт выполнил просьбу, и Нобелевский комитет присудил премию итальянскому поэту Джозуэ Кардуччи, чье имя сегодня известно в основном лишь литературоведам.
С другой стороны, ничто не говорит о том, что без просьбы Толстого награда была бы присуждена именно ему. Четыре года подряд шведские академики отклоняли его кандидатуру. К 1906 году никто, кроме Галеви, уже даже не пытался его выдвигать.
Вероятнее всего, никакой Нобелевской премии Толстой не получил бы и в этот раз. Свое письмо ведь он написал не потому, что узнал о каких-то небывало высоких шансах на награду. Просто он оказался в курсе самого факта его очередного выдвижения.
Так что сама по себе фраза “Толстой отказался от Нобелевской премии” не совсем корректна. Правильнее выразиться так: он не хотел ее получать, а шведские академики не хотели ее давать. Их желания совпали, хотя мотивы были максимально разными.
