Разительное сходство можно углядеть во многом. И в хулиганских выходках, которые бурно обсуждались и осуждались. И в происхождении – предельно неаристократическом. И в тематике стихов. А главное – в таланте, отсыпанном щедрой мерой.
Но Павлу Васильеву дорасти до масштабов Есенина не дали.
Он родился на территории нынешнего Казахстана, в городе Зайсане. Еще в школе начал писать стихи. А всерьез окунулся в поэтическую стихию уже в вузе, когда поступил в Дальневосточный университет. Там он записался в литобъединение, возглавляемое видным русским поэтом Рюриком Ивневым.
Чтобы вы сразу могли оценить уровень таланта Павла Васильева, процитируем фрагмент его стихотворения “Мясники” 1929 года:
…Зажигает топор первобытный огонь,
Полки шарит березою пахнущий веник,
Опускается глухо крутая ладонь
На курганную медь пересчитанных денег.
В палисадах шиповника сыплется цвет,
Как подбитых гусынь покрасневшие перья…
Главный мастер сурово прикажет: “Валет!” –
И рябую колоду отдаст подмастерьям.
Мы не будем пересказывать здесь всю его биографию. Скажем лишь, что к 1930 году Павел Васильев вырос в заметную величину на советском литературном небосклоне. Стихи его знали, читали, печатали. Но при этом постоянно шла дискуссия – а свой ли он? Нет ли тут какой-то скрытой антисоветчины?
Вроде бы все понятно. Пишет человек про деревню, про казахские степи, про первую любовь. Но как-то много здесь симпатии к “купеческим дочерям” и к “казацким станицам”. В общем, пахнет социальной чуждостью.
Лет за пять до того похожие обвинения летели и в адрес Сергея Есенина.
А если к этому прибавить регулярные попойки, уличные драки, скандалы, милицейские протоколы, которые шлейфом сопровождали молодого поэта, то образ Есенина все отчетливее встает перед глазами.
В 1932 году шутки кончились. Павла Васильева арестовали по серьезному обвинению – участие в литературно-политической группе “Сибирская бригада”, пронизанной идеями сибирского сепаратизма. Дали три года ссылки, но вскоре освободили – досрочно.
Следующие несколько лет Васильева активно “прорабатывали”. В газетах его назвали чуть ли не белогвардейцем, обвиняли в том, что он стоит на позициях кулачества. С другой стороны, именно в этот период напечатана его поэма “Соляной бунт”. Правда, она тут же вызвала новый шквал нападок и доносов.
В 1935 году последовало исключение из Союза писателей, а сразу после этого Павла Васильева арестовали за хулиганство. В тюрьме он провел полгода.
В апреле 1936 года поэт снова на свободе. Он дерзок, озлоблен. Едва успев выйти, пишет эпиграмму на Сталина:
Ныне, о муза, воспой Джугашвили, с***на сына.
Упорство осла и хитрость лисы совместил он умело…
Видимо, это было последней каплей. Спустя несколько месяцев Васильева вновь арестовывают, на этот раз уже по обвинению в подготовке покушения на Сталина. Приговор был предсказуем – расстрел. В июле 1937 года поэта поставили к стенке в Лефортовской тюрьме.
В завершение этой статьи приведем характерный фрагмент воспоминаний о нем Бориса Пастернака:
“В начале тридцатых годов Павел Васильев производил на меня впечатление приблизительно того же порядка, как в свое время, раньше, при первом знакомстве с ними, Есенин и Маяковский. Он был сравним с ними, в особенности с Есениным, творческой выразительностью и силой своего дара и безмерно много обещал, потому что, в отличие от трагической взвинченности, внутренне укоротившей жизнь последних, с холодным спокойствием владел и распоряжался своими бурными задатками. У него было то яркое, стремительное и счастливое воображение, без которого не бывает большой поэзии и примеров которого в такой мере я уже больше не встречал ни у кого за все истекшие после его смерти годы”.
