Разными путями приходили к славе поэты Серебряного века, очень разными. Знаменитому ныне эгофутуристу Игорю Северянину в свое время сильно помог Лев Толстой. Но помог против собственного желания. Более того, великий русский писатель рассчитывал на совершенно другой эффект от своих слов.
Куда только начинающий эгофутурист не рассылал свои творения! Пара сотен его книг, например, отправилась для изучения раненым на русско-японской войне. Главный профит от этого был в виде статьи о благородном поступке поэта, напечатанной в “Петербургской газете”.
К 1910 году определенной узнаваемости Северянин столь упорными трудами добился. Но о славе говорить было нельзя. Относились к нему в литературных кругах довольно иронично. Пока не вмешался классик.
У Льва Толстого в Ясной Поляне периодически устраивались дружеские посиделки, на которых рассуждали о русской культуре и о русской литературе, понятное дело. Как-то раз решили посмеяться над новомодной поэзией и открыли подвернувшуюся под руку брошюрку Северянина (помним, что их было много и рассылал он их повсюду).
Сначала Толстому было очень смешно, он искренне веселился. Но внезапно услышал такое, что заставило его взорваться бурным негодованием:
Вонзите штопор в упругость пробки, —
И взоры женщин не будут робки!..
Да, взоры женщин не будут робки,
И к знойной страсти завьются тропки…
Это начало стихотворения “Хабанера II”, написанного Северяниным в 1909 году.
Лев Николаевич не мог прийти в себя от ярости:
“Какая глупость! Какая пошлость! Какая гадость! И такую гнусность смеют считать за стихи! До какого падения дошла русская поэзия! Вокруг виселицы, полчища безработных, убийства, пьянство, а у них — упругость пробки!”
Слова Толстого тут же были аккуратно записаны присутствовавшими журналистами и очень скоро появились в печати. Надо ли говорить, что на следующий день после их обнародования Игорь Северянин проснулся бешено знаменитым! Сам Толстой обругал! Все кинулись читать, что там за Северянин такой.
Позже поэт об этом даже сочинил отдельное стихотворение:
Моя вторая “Хабанера”
Взорвалась, точно динамит.
Мне отдалась сама Венера,
И я всемирно знаменит!..
В общем, вряд ли Лев Николаевич предполагал, что своим возмущением обеспечивает Северянину всенародную славу.